– Видите ли, Бастэйбл, я знаю, через что вы прошли. Сперва потеря памяти, теперь этот… Ну, эта ваша вспышка, если угодно. Наплыв необузданного гнева, не так ли? Мне такое знакомо. Но вы понимаете, я не могу быть уверен в том, что подобного не повторится. Я имею в виду, старая травма головного мозга и все такое… немножко все вперемешку, не так ли?

Я болезненно улыбнулся ему, насколько теперь припоминаю.

– Вы хотите сказать, сэр, что я сумасшедший?

– Нет, нет, нет, конечно же нет. Скажем так: нервный. В общем, коротко и ясно, Бастэйбл: я хочу, чтобы вы подали в отставку.

Он неловко откашлялся и, не глядя на меня, предложил мне сигарету. Я отказался. Потом встал и отдал честь.

– Я совершенно понимаю вас, сэр, и ценю ваше доверие. С вашей стороны это было чрезвычайно предупредительно. Разумеется, я подам рапорт. Завтра утром вас устроит?

– Превосходно. Не спешите. Мне очень жаль терять вас. Будьте счастливы, Бастэйбл. Я полагаю, вы не должны беспокоиться о том, что Макафи что-либо предпримет против вас. Капитан Хардинг высказался перед владельцами компании в вашу пользу. Остальные офицеры, разумеется, тоже.

– Благодарю вас за то, что сказали мне это.

– Не стоит благодарности. Прощайте, Бастэйбл! – он встал, энергично встряхнул мою руку. – Ах, вот еще.

С вами хочет поговорить ваш брат. Мне об этом доложили. Он хотел бы встретиться с вами сегодня вечером в Королевском клубе аэронавтов.

– Мой брат, сэр?

– Разве вам не известно, что у вас есть брат?

У меня был брат. Даже три. Но я оставил их в 1902 году.

Я вышел из приемной генерала с таким ощущением, будто полностью потерял рассудок. Вернулся на свою квартиру, упаковал немногочисленные пожитки в сумку, переоделся в штатское, сел в электрокэб и отправился на Пикадилли, к Королевскому клубу аэронавтов.

Для чего кому-то потребовалось выдавать себя за моего брата? Возможно, этому существует очень простое объяснение. Конечно же, это просто недоразумение. Однако я не был полностью уверен.

Глава четвертая

Богемный братец

Откинувшись на мягком сиденье электрокэба, я уставился в окно и попытался собраться с мыслями. После того случая с Рейганом я был точно оглушен и только теперь, когда оставил свою квартиру, начал сознавать последствия своего поступка. Мне стало ясно, что я в общем и целом отделался довольно дешево. Однако все сходилось к тому, что мои усилия утвердиться в обществе 70-х годов только что потерпели окончательный крах. Только теперь я стал еще худшим отщепенцем, чем в первое мое появление.

Я обесчестил мой мундир, нарушил границы дозволенного.

Но еще хуже было то, что блаженное сновидение постепенно превращалось для меня в жуткий кошмар.

Я вынул часы. Было всего лишь три часа пополудни, никто не назвал бы это время «вечерним». Я понятия не имел, какой прием ждет меня в клубе. Естественно, я был его членом, однако очень легко могло случиться так, что там уже все готово для моего исключения после моей позорной отставки из ВПОНа. В этом я бы не мог никого упрекнуть. В конце концов, я, вероятно, поставил в неловкое положение других членов клуба. Но мне хотелось оттянуть свое появление там, насколько это возможно. Я постучал по крыше кэба, сказал водителю, чтобы он высадил меня у следующего же перехода на пешеходный тротуар; спустился, заплатил, сколько положено, после чего принялся бесцельно бродить между стройных колонн, поддерживающих наземную дорогу. Я глазел на выставленные в витринах экзотические товары; они поступали из всех уголков империи и напоминали мне о тех далеких странах, которые я, возможно, больше никогда не увижу. В поисках того, что способно было отвлечь меня от горьких мыслей, я отправился в кинематограф и посмотрел музыкальный фильм. Действие происходило в XVI веке. Американский актер по имени Хэмфри Богарт представлял сэра Фрэнсиса Дрейка, а шведка (насколько я знал, жена Богарта) по имени Грета Гарбо – королеву Елизавету. Самое удивительное заключается в том, что это было самое ясное мое впечатление от того дня.

Около семи я вернулся к клубу, незамеченным проскользнул в приятный мягкий сумрак бара, украшенного десятками сувениров, которые напоминали о знаменитых воздушных кораблях. Несколько пареньков болтали за столиками, но меня, по счастью, никто не узнал. Я заказал виски с содовой и довольно быстро опрокинул первый стаканчик. Вслед за первым успел пропустить еще парочку, прежде чем кто-то дотронулся до моей руки. Я тут же развернулся в ожидании того, что меня попросят покинуть клуб.

Однако я увидел перед собой молодого человека с дружеской улыбкой на лице, одетого, как я уже к тому времени знал, по моде первого семестра Оксфорда. Его черные, довольно длинные волосы, были зачесаны назад без пробора. Он носил пиджак с бархатными отворотами, багряно-красный шелковый галстук и брюки, тесные в бедрах и очень просторные ниже колена. В 1902 году такой туалет был бы довольно близок к облачению так называемых «эстетов». Все в целом сильно смахивало на богему, а я всегда недоверчиво относился к людям в подобных «мундирах». Они совершенно не в моем вкусе. Насколько я оставался незамеченным, настолько молодой человек притягивал к себе неодобрительные взоры решительно всех присутствующих. Он был мне в высшей степени неприятен.

Казалось, «эстет» совершенно не замечает, какое впечатление производит в клубе. Взяв мою вялую руку, он сердечно пожал ее.

– Вы – мой брат Освальд, не так ли?

– Я Освальд Бастэйбл, – подтвердил я, – однако не думаю, чтобы именно меня вы искали. У меня нет брата.

Он подбоченился и улыбнулся.

– Почем вам знать? Полагаю, вы страдаете потерей памяти?

– Ну… да…

Было совершенно очевидно: я вряд ли мог утверждать, что потерял память и в то же время решительно отрицать, что у меня есть брат. Я сам поставил себя в эту идиотское положение.

– Почему же тогда вы не объявлялись раньше? – парировал я. – Когда газеты пестрели всякой чушью на мой счет?

Он потер подбородок и с усмешкой взглянул на меня.

– В то время я был за границей, – сказал он. – В Китае, если быть точным. Там чувствуешь себя немного оторванным от здешней жизни.

– Послушайте, вы, – сказал я, теряя терпение, – вы же чертовски хорошо знаете, что никакой вы мне не брат. Не знаю, чего вы добиваетесь, но я бы предпочел, чтобы вы оставили меня в покое!

Он снова широко улыбнулся.

– Вы абсолютно правы. Я вам не брат. Меня зовут Демпси – Корнелиус Демпси. Я надумал выдать себя за вашего брата, чтобы задеть ваше любопытство. Мне хотелось быть уверенным, что вы придете. И тем не менее… – тут он снова одарил меня насмешливым взглядом. – Однако странно, что при полной потере памяти вы, тем не менее, точно знаете – брата у вас нет. Останемся здесь и побеседуем немного или отправимся куда-нибудь в другое место и чуть-чуть выпьем?

– Я совершенно не уверен в том, что мне хочется того или другого, мистер Демпси. В конце концов, вы мне до сих пор не объяснили, как это вам взбрело на ум морочить меня подобным образом. Жестокая вышла бы шутка, если бы я вам поверил.

– Возможно, – непринужденно согласился он. – С другой стороны, у вас, без сомнения, имелась веская причина симулировать амнезию. Может быть, вы что-то скрываете? Да разве подобным образом вы не скрыли от властей, кто вы на самом деле?

– Если мне и есть, что скрывать, то это касается меня одного. Могу заверить вас, мистер Демпси, что «Освальд Бастэйбл» – единственное имя, которое я когда-либо носил. Итак – я был бы вам признателен, если бы теперь вы оставили меня в покое. У меня довольно других проблем.

– Но именно поэтому я и здесь, Бастэйбл. Чтобы помочь вам. Мне очень жаль, если я задел ваши чувства. Я действительно хочу вам помочь. Уделите мне всего полчаса, – он огляделся. – За углом есть довольно милое заведение, где мы могли бы выпить.

Я вздохнул:

– Хорошо.

В конце концов, терять мне было нечего. Какой-то миг я еще спрашивал себя, неужели этот высокомерный, такой холодный и такой самоуверенный молодой человек действительно знает, что со мной случилось? Но потом я отбросил эти мысли.